Миссис Брэникен [Миссис Бреникен] - Жюль Верн

— Нет, ничего, дитя мое, — отвечала Долли.

— Ба! Да это тот мальчуган, который говорил со мной здесь, когда я был вчера на «Брисбене», — сказал Зах Френ.

— Совершенно верно, боцман, это был я!

— Как зовут тебя?

— Меня зовут Годфрей.

Годфрей глядел на Долли с таким уважением, что она была тронута этим до глубины души.

Одновременно она была поражена звуком голоса юнги. Она уже слышала однажды этот голос и вспоминала где именно.

— Дитя мое, — сказала она, — не вы ли обращались ко мне у входа в сиднейскую больницу?

— Да, это был я.

— Не вы ли спрашивали меня, жив ли еще капитан Джон?

— Я, сударыня.

— Вы принадлежите, значит, к команде парохода?

— Да, вот уже год, — отвечал Годфрей. — Надеюсь, однако, с Божьей помощью покинуть скоро эту команду.

Сказав это, не желая или не смея продолжать разговор, Годфрей удалился.

— Вот мальчуган, в котором, на мой взгляд, течет кровь моряка, — заметил Зах Френ. — Это сейчас видно. У него честные, ясные и решительные глаза. А голос вместе с тем твердый и нежный.

«Голос его!» — проговорила Долли про себя.

Ей показалось почему-то, что она только что слышала голос Джона, правда, более мягкий, соответственно возрасту юнги.

Конечно, она заблуждалась, но и черты лица этого мальчика напомнили ей черты лица Джона, того Джона, которому не было еще тридцати, когда «Франклин» разлучил ее с ним на столько лет.

— Видите, миссис Брэникен, — сказал Зах Френ, потирая руки, — англичане ли, американцы ли — все относятся к вам с одинаковой симпатией. Вы встретите в Австралии ту же преданность, что и в Америке. В Аделаиде будет то же самое, что и в Сан-Диего. Все желают вам того же, что и этот молодой англичанин.

«Англичанин ли он?» — спросила себя миссис Брэникен, глубоко взволнованная.

Переход в продолжение первого дня путешествия был весьма удачен. Дул береговой ветер, и море было совершенно спокойное. Можно было ожидать, что и дальше, обогнув мыс Гау, при повороте берега Австралийского материка, при входе в Бассов пролив, плавание будет так же спокойно.

Долли не покидала палубы в продолжение всего этого дня. Все пассажиры выказывали глубочайшее почтение к ней и искали возможности вступить с ней в беседу. Им всем хотелось познакомиться с женщиной, о несчастьях которой было известно и которая не задумывалась над предстоящими ей опасностями в надежде освободить своего мужа, если Провидению угодно было сохранить ему жизнь. Никто, конечно, не позволил бы себе выразить ей ни малейшего сомнения в этом. Да и можно ли было не разделять ее надежд, когда приходилось воочию убеждаться, насколько она была мужественно воодушевлена, когда излагала все свои предположения. Бессознательно слушатели переносились вслед за ней в дебри Центральной Австралии. И многие из них охотно последовали бы за ней не только мысленно, но и в действительности. Отвечая им, Долли иногда вдруг замолкала. Взгляд ее принимал тогда совсем особое выражение, глаза блестели, и один лишь Зах Френ а состоянии был понять, чем занят был ее ум.

Между тем юнга интересовал ее все больше и больше. Она не в состоянии была подавлять в себе волнение, наблюдая его походку, внешность и жесты, ту настойчивость, с которой он следил за ней, тот род инстинкта, который, казалось, притягивал их друг к другу; все это захватывало ее настолько, что Джон и юнга сливались в одно целое в ее мыслях. Долли не могла скрыть от Заха Френа, что нашла поразительное сходство между Джоном и Годфреем. И Зах Френ начинал испытывать беспокойство в том, что она целиком отдавалась во власть этого впечатления, вызванного совершенно случайным обстоятельством. Небеспричинно опасался он, что это сходство слишком живо напоминает ей о погибшем ребенке. Весьма прискорбно было, что присутствие этого мальчика так сильно волновало миссис Брэникен. Так как служебные обязанности Годфрея не призывали его на корму парохода, отведенную исключительно пассажирам первого класса, он не приходил туда, но издали не раз глядели они друг на друга, и Долли едва воздерживалась, чтобы не подозвать его к себе. Достаточно было одного знака с ее стороны, и Годфрей поспешил бы на зов… Но Долли не делала этого знака, и Годфрей не подходил.

Вечером, когда Зах Френ провожал миссис Брэникен в ее каюту, она сказала:

— Нужно будет узнать, Зах, кто этот юнга, где он родился… Быть может, он не английского происхождения.

— Это можно, — отвечал Зах Френ.

— Быть может, он американец.

— Если вам угодно, я наведу справки у капитана «Брисбена».

— Нет, Зах, не нужно, я сама расспрошу Годфрея. И боцман расслышал, как миссис Брэникен прошептала:

— Дитя мое, бедный мой Уайт, ровесник ему. «Вот этого-то я и опасался», — подумал Зах Френ, направляясь к себе в каюту.

На рассвете миссис Брэникен вышла из своей каюты и расположилась на палубе. Зах Френ вскоре присоединился к ней и заметил в ней большую перемену. Она не обращала более внимания на полосу земли, расстилавшуюся по направлению к северо-западу. Поглощенная своими мыслями, она едва отвечала Заху Френу, когда последний осведомился, как она провела ночь.

Боцман не настаивал. Главное было, чтобы Долли забыла о странном сходстве Годфрея с капитаном Джоном, не пожелала видеть его и расспрашивать. Возможно, она и забыла об этом, а мысли ее приняли иное направление. И действительно, она не обращалась с просьбой к Заху Френу привести к ней этого мальчика, служебные обязанности которого удерживали его на носу парохода.

Позавтракав, миссис Брэникен вернулась в свою каюту и появилась вновь на палубе между тремя и четырьмя часами пополудни. В это время «Брисбен» на всех парах направлялся к проливу, отделяющему Австралию от земли Тасмана, или земли Ван-Димена.

Земля, открытая голландцем Янсеном Тасманом, оказалась чрезвычайно важной для англичан; равным образом этот остров, представлявший собой естественное продолжение материка, значительно выиграл под владычеством англосаксонской расы. Колонизация этого острова усилилась с 1642 года, когда он был открыт. Почва здесь чрезвычайно плодородна, и он покрыт богатейшими лесами. Со свойственными им настойчивостью и последовательностью англичане приступили с начала прошлого столетия к эксплуатации этого острова, нимало не заботясь о судьбе туземных рас; разбив всю территорию на округа, они основали значительные города, как-то Гоббарт-Таун, Джордж-Таун и другие, воспользовавшись многочисленными природными береговыми впадинами, соорудили порты, куда заходят сотни судов. Все это превосходно, но, с другой стороны, много ли сохранилось представителей черной расы, аборигенов этой страны? Несчастные эти были далеко не цивилизованны, в них усматривали самых низких представителей человеческой расы; их признавали ниже африканских негров, фиджийцев Огненной земли. Англичане могут кичиться тем, что блистательно довели до конца поставленную себе задачу, если она заключалась в том, чтобы доказать всему миру, что последнее слово в деле колонизации есть уничтожение без остатка целой человеческой расы!